Правдоподобие прозы

назад::далее

Исследуя особенности поэтической идеализации, обозначая мифологичность и символичность творческого сознания писателя, выявляя специфику его художественного пространства и времени, мы неоднократно упоминали об элементах реального в условном, вымышленном мире Грина.

В одной из последних своих монографий Николаев Н. А. [141] прослеживает то, как Грин уходит от изображения реального мира и выходит на уровень сотворения условной среды. Исследователь трактует это как внутреннюю творческую необходимость, как диктат тех самых законов, которые художники признают "сами над собою" (А. Пушкин). В других своих работах Николаев Н.А. осмысливает стабильный условный ("синтетический") мир Грина, не возвращаясь к реальному пласту его прозы.

Пожалуй, наибольшее внимание реалистическим произведениям Грина уделил в своих статьях Россельс В. М. [221, с. 224]. Нужно отметить, что реализм Грина нашёл позитивную оценку во многих литературоведческих трудах последних десятилетий. Более того, Ковский В. Е. в статье "Возвращение к Грину" [150], переосмысляя проблему гриновского реализма, поднимает его до одного уровня с реализмом Горького, Чехова, Куприна, Андреева и утверждает, что Грин не расставался с ним до конца своего творческого пути. Как на самый яркий пример Ковский В. Е. ссылается на "Автобиографическую повесть" (1932) писателя.

Многие исследователи, выявляя правдоподобие романтической прозы Грина, прямо или косвенно связывали это её качество с реалистическим опытом творчества автора. Иначе говоря, гриноведение не упускало из поля зрения как тот, так и другой вид прозы писателя и сделало достаточно много для их осмысления.

Тем не менее, в этом направлении, на наш взгляд сделано далеко не всё. У Грина есть такие произведения, где реальное и романтическое вступают в непосредственные отношения. И тут, собственно, нет ничего удивительного. Такие отношения произрастают на древе романтизма изначально и вытекают, по убеждениям старых романтиков, из двоякой обусловленности искусства: окружающей художника реальной действительностью и глубинами духа, таящегося внутри самого художника. В искусстве, согласно концепции романтиков, непременно сочетаются реальное с идеальным или, как в случае с Грином, реальное с условным.

Условная Гринландия позволяла писателю наиболее адекватно воплощать своё "идеальное" в жизнь. Так вот, гриноведение ещё не обращалось непосредственно к проблеме соотношения в прозе Грина действительного и вымышленного, реального и условного. А в этом, как нам представляется, есть насущная необходимость. Осмысление данной проблемы восполняет общую картину поэтического мира прозы романтика.

Итак, одной из характерных особенностей романтизма писателя является слияние в нём мира условного и мира реального. Исследователи называют такую поэтическую особенность принципом аффектации.

В чём его суть? Сознание художника, направленное на познание внутреннего мира человека, но настроенное и на поэтическое преображение действительности, создаёт вымышленные образы, которые сливаются с отражённой действительностью и воспринимаются как реальность.

В зависимости от силы воображения, от яркости ассоциативного мира сознания образы, созданные автором, точнее его фантазией, могут вступать в различные отношения с отраженными реалиями, порой вытесняя их. Эти образы, представшие как реальность, служат средством утверждения возвышенных идеалов.

В серии новелл 1914—1916 годов Грина привлекает эффект раздвоения сознания. Одно из направлений этого раздвоения является верным отражением реальности, другое — оторванным от действий человека.

Грин обращает внимание читателя на то, что происходит это в минуты сильнейших потрясений. Тогда дух человека теряет сознание действительности и продолжает в воображении события, которые уже закончились.

В этом плане можно вспомнить две новеллы писателя: "Бой на штыках" и «Тайна лунной ночи».

на верх страницы - к содержанию - на главную