Владимир Сандлер - Жизнь Грина в письмах и документах
вперёд::назад::содержание

Каждый вечер пригородный поезд Финляндского вокзала изливался шумной толпой, прибывающей, главным образом, из Тэ, Эль и По, — с букетами, букетиками, связками и ворохами цветов. Можно было подумать, что разорен рай. Однако рай оказывался весьма практическим раем, если присмотреться к остальной ноше, часто весьма тяжелой. Это было царство женщин, выволакивающих из недр природы всё съедобное, всё годное на продажу. Жестянки с молоком, корзины ягод, грибов, вязки хвороста, ведра с полуживой рыбой, береста для растопки, шишки для самовара, — тысячи рук и плечей расползались по городским улицам, — согревать желудки и кипятить кипятки...

Приведу еще несколько выдержек из записных книжек писателя:

"Я жил в стране вымысла всех времен и народов.
Там я нашел и понял героев моих,
Среди отчетливых, всем знакомых лиц
Я видел смутные намеки жизней,
Толпу, фон... и в ней нашел много людей,
Оказавшихся живыми, как фокстерьеры,
Со своими делами и судьбой".

"Сюжеты челов<ек> потерял глаз и боится совсем ослепнуть. Поэтому он записывает свою жизнь, чтобы видеть ее и видеть иное. Сюжет Ангелы на земле.

Сказки Нины:

Перо из крыльев ангела.
Белая ворона на полюсе.
Слова отбрасывают тень.
Каторжники воображения (писатели в виде арестантов каторжной тюрьмы, таскающие тяжести творчества)
Как человек, соскочив с поезда и снова вскочив в него, узнает, что прошел год".

Подлежит ли гений суду?

Жизнь постепенно входила в норму Грин покинул Дом искусств, но вопрос о заработке продолжал оставаться острым. Беда была прежняя негде печататься. (Мало было бумаги, почти не было издательств.) За весь 1922 год (И. Сукнасова в статье «Новое об Александре Грине» («Литературная Грузия», 1968, № 12) говорит (на основании воспоминаний одного из сотрудников газеты «Заря Востока»), что летом 1922 года в Тбилиси из Одессы вместе с И. Бабелем приехал Грин и прожил там полтора месяца. У нас нет никаких данных в подтверждение этой версии) Грин едва ли опубликовал десяток рассказов да малюсенькую книжечку, куда вошли три новеллы. Несколько раз он ездил в Москву, пытаясь что-нибудь напечатать там. Один из таких приездов описывает Эм Миндлин в книге «Необыкновенные собеседники».

«Еще в конце 1922 года Александр Степанович Грин, писатель старшего поколения, известный всем нам по своим дореволюционным рассказам, узколицый, сухой, немногословный, пришел и молча положил на редакционный (Эм. Миндлин был московским корреспондентом газеты «Накануне», которая печаталась в Берлине и продавалась в киосках Советского Союза) стол рассказ «Тифозный пунктир». Я пообещал на другой же день отправить рассказ в Берлин. Грин оказал, что отправить рассказ можно и послезавтра, и послепослезавтра, даже через неделю — ему это всё равно.

— Отправляйте когда хотите. И печатайте тоже когда хотите. Лишь бы мне гонорарий сейчас.

Пришлось идти к Калменсу на поклон. День был, как назло, неплатежный, и мы все сидели без денег По счастью, Калменс знал Грина и очень высоко ценил его рассказы. Деньги были выданы, и Грин потребовал, чтобы все — нас было человек пять молодых литераторов — пошли с ним в столовую Дворца союзов. <...>

- Зачем, Александр Степанович?
- Сегодня зайчатина. Я уже был там. Детки, мы с вами идем на зайчатину.

Денег не было ни у кого из нас. Грин обиделся:

— Деньги есть у меня. Я же только что получил. Завтра их у меня не будет. И завтра вы поведете меня обедать. С пивом. Мы не пианицы, — так он произносил - «пианицы», — но обедаем, детки, с пивом!

Мы пошли. Пешком — по Тверской, через Охотный ряд, площадь Ногина — на Солянку По пути встречались знакомые — Грин останавливал их и требовал, чтобы они повернули и пошли с нами.

— Идем есть зайчатину, детки.

В столовую пришли табуном — человек десять, если не больше.

Грин не ушел из столовой и не позволил никому из нас встать, пока не была истрачена последняя тысяча из многих миллионов рублей, полученных им за рассказ „Тифозный пунктир"».

вперёд::назад::содержание