Э. Арнольди - "Беллетрист Грин..."
назад :: вперёд :: содержание

Грин оставался в стороне от всех литературных направлений Легче всего было предположить его близость к тем, кто пассивно отвернулся от современности. Но это слишком легко, а потому неубедительно. Непригодность такого объяснения особенно очевидна сегодня мало кто из того десятилетия пережил десяток лет, а Грин испытание временем с честью выдержал!

Прекрасное есть жизнь, и если Грин искал это прекрасное не в типических проявлениях современности, то это вовсе не означает, что он пассивно уходил в мир вымыслов. Мне всегда представлялось, что в созданном им мире Грин всё же по духу и манере своей оставался приверженным жизненной правде, хотя и непохожим на тех, кто боролся за раскрытие отношений реальной действительности.. В своей вымышленной стране он находил людей, каких не обнаруживал в обыденном мире. Они были для него реальны, как реален был для него мир, в котором он их поселил и он показывал во всей правдивости их чувства, мысли, побуждения.

Вполне понятно, я очень волновался, когда шел к Грину Как меня примут, сумею ли изобразить должную солидность «представителя редакции» при моем явно несолидном возрасте? А встреча с известным писателем волновала еще больше. Я не помню, кто мне открыл дверь, провел в комнату с грошовой мебелью, с тенью нищеты по углам, и предложил подождать.

Через минуту вошел высокий худой человек. У него было удлиненное лицо, несколько выступающие скулы, высокий лоб, характерный рисунок носа. Запомнились сурово сжатые губы и вдумчивые усталые глаза. Это было лицо много пережившего и передумавшего, видавшего виды человека. Можно было догадаться, что жизнь его крепко обработала и изрядно исцарапала. Он протянул мне большую костлявую руку и представился:

- Беллетрист Грин.

С трудом подавляя волнение, я старался как можно внушительнее изложить дело, по которому пришел, и расположить к нашему начинанию. Я терялся, и мне казалось, что я говорю несуразно. Но Грин слушал очень внимательно, не перебивая, и это меня успокоило. Когда я закончил и, должно быть, посмотрел на своего собеседника смущенно-вопросительно, он ответил очень благожелательным тоном, словно разговаривал с почтенным человеком:

- Сейчас я заканчиваю повесть. Называется она «Алые паруса». Я выберу подходящий отрывок, какой сможет быть интересным для вашего читателя.

Грин кратко охарактеризовал повесть, чтобы я понял, какой отрывок он собирается нам предложить. Мы договорились об объеме рукописи и сроке, когда за ней зайти.

В следующий раз Александр Степанович вручил мне несколько листков тетради, плотно исписанных твердым почерком. Я получил начало второй главы «Алых парусов», озаглавленную «Грэй». В отрывке излагался рассказ Польдишока о бочке. Это было, в самом деле, совсем необычайно и не похоже ни на что другое!

Мы с Платоном в полном восхищении прочли рукопись и с гордостью решили, что доставим будущим читателям «Вечернего телеграфа» большое, редко испытываемое удовольствие. Ясно ощущались особенности всей повести-феерии: чудесная мечта, трогательная и волнующая, сбывшаяся в судьбе, сотворенной любовью. Странно чередовались поразительные вымыслы с обыденностью, печаль и мягкая лирика с юмором. «Алые паруса» принадлежат к наиболее «гриновским» произведениям, в них заключены самые характерные творческие «секреты» писателя.

Успех «Алых парусов» у читателей поэтому весьма показателен. То, что увлекало Грина, влекло и читателей. Мечта и вера в свою мечту, уверенность, что она сбудется, какой бы она ми казалась несбыточной другим,— разве это не чудесно? При этом мечта осуществляется не фантастически, не волею таинственного рока, а необычайно просто и правдоподобно! Радостно, светло н празднично любовь превращает мечту в материально ощутимую действительность, и за этим скрыта очень простая и реальная истина люди сами, своими руками создают судьбу — другим и себе!

назад :: вперёд :: содержание