Литературная критика - Поэзия и проза Александра Грина
Крушение поэзии - назад - вперёд - к содержанию

Концепция прекрасного приобретает у Грина пессимистическую трактовку. "Искатель приключений" заканчивался словами Аммона Кута: "пусть каждый представляет это лицо по-своему" (3, 271). Изображая прекрасное, искусство заставляет человека страдать от несовершенства, которое извечно и неискоренимо; прекрасное не может быть предметом искусства, так как оно ложь. Ложь ведет к злу. Искусство, таким образом, не может познать мир. Жизнь — загадочна, и не разгадывать, а показывать эту загадочность должно искусство. Практический вывод, следующий из философии искусства в "Искателе приключений", сводится к оправданию и обоснованию загадочного как предмета изображения; так эстетика Грина этих лет пересекается и соприкасается с эстетикой Э. По.

Но прежде чем обратиться к теме загадочного у Грина, посмотрим, что же из себя представляет цикл "Наследство Пик-Мика". Цикл писался на протяжении шести лет, то есть в течение всего периода "идеального творчества"; новеллы появлялись в такой последовательности: "Событие" (1909), "Вечер" (1910), "Арвентур" (1910), "Интермедия" (1912), новеллы "Ночная прогулка" и "На американских горах", как предполагает редактор-составитель третьего тома собрания сочинений А. С. Грина (1965), написаны специально для "Наследства", то есть, очевидно, в 1915 году.
Пик-Мик — загадочная фигура. Он любит ночь, поет ей настоящие гимны, называет глупцами тех, кто меняют "на сомнительное золото дня НЕСТОЯЩИЙ черный алмаз ночи" (3, 318). В каждой из новелл он описывает встречу с каким-либо необычным существом — именно существом, потому что это не люди, но и не одушевленные абстракции; они не поддаются окончательной расшифровке, и в них обязательно присутствует что-то алогичное.

В "Наследстве Пик-Мика" — антиидеальный мир, здесь царят "антимиры": тьма — зло. Алогичное и иррациональное характеризуют метод Грина в цикле новелл "Наследство Пик-Мика"; это кривое зеркало жизни. Почему? "Механические фигуры", "гнетущее однообразие лиц", сосед "с головой, напоминающей редьку" (гоголевская деталь) — это логичный мир. Пик-Мик должен быть алогичным, чтоб не оказаться "механическим".

Хотя в общем способ создания таких рассказов не был оригинальным. "Или рассказ основан на тезисе — или таковой внушен каким-нибудь событием дня — или, в лучшем случае, автор принимается сам вырабатывать сочетание поразительных событий, чтобы создать только основу своего повествования — намереваясь, вообще, заполнять описаниями, диалогами или авторскими пояснениями всякого рода пробелы в фактах или в действии, которые не могут сделаться явными между страницей и страницей",— писал Э. По в "Философии творчества" (По Э. Собр. соч. в переводах К. Д. Бальмонта. Т. 2. Изд. 3-е. М., 1913, с. 194), предлагая "расчеты творчества".

Вес три способа создания рассказов, указанные здесь, используются Грином в полной мере. "Тезисными" одностраничными рассказами он заполняет "XX век", "Синий журнал" и "Геркулес"; о событиях дня (война) он пишет сатирические заметки и стихи для "Нового сатирикона", но более всего "вырабатывает сочетание поразительных событий", сочиняя рассказы вроде "Эпизода при взятии форта "Циклоп" или "Загадки предвиденной смерти". "Жизнестроительное" начало в таких рассказах не присутствует.

Загадочные истории Грина не составляют сильной и оригинальной стороны дарования его — здесь он проигрывает по всем статьям Э. По, хотя в "жизнестроительстве" (в конце концов, оно станет главным у Грина) он значительно превосходит "неистового Эдгара". В обращении к "загадочной" тематике мы видим еще одно проявление творческого кризиса писателя; Грин, художник идейный, временно потеряв свою идею, утратив сверхзадачу творчества, направил свою фантазию не вглубь, а вширь, хотя ему в это время и казалось, что он выступает открывателем, Колумбом (в "Загадке предвиденной смерти" выступает Коломб, на этот раз ученый!).

Очень быстро рассказы о загадочном у Грина тускнеют, заметно мельчают, превращаются в перепевы общеизвестного, автор порой теряет свое лицо. Вот, к примеру, "Вильгельм, расстроенный неудачами, впал в мрачную меланхолию". Начальник главного штаба устраивает для него маскарад. По замыслу, Наполеон — маска со связанными назад руками — должен поцеловать кайзеру руку и произнести речь, в которой доказывается превосходство Вильгельма. Но Наполеон сказал: "Армия твоя будет разбита, империя разделена и сам ты — единственно в этом похожий на меня — умрешь в изгнании!" "Наполеон поднял маску, и все увидели прекрасное, мрачное лицо корсиканца". К нему бросились, но никого уже по было. ("Странное происшествие на маскараде". "XX иск", 1914, № 52). В рассказе перелицован мотив рассказа Э. По "Маска красной смерти". Стихотворение "Брат и сестра" ("XX век", 1915, № 4) — слепое подражание "Балладе Рэдингской тюрьмы" О. Уайльда.

Еще пример. Джайпур, солдат королевской английской армии, служивший в полку сипаев во Франции, имеет семейный талисман, позволяющий видеть на расстоянии. Он дает его полковнику Клинчу, который "испытал такое ощущение, как если бы смотрел в замочную скважину: Джайпур и Клинч увидели елку, детей, жену и невесту — те услышали их слова любви и привета" ("Черный хрусталь сипая". — "XX век", 1914, № 52). От Уэллса это или волшебной сказки — безразлично, потому что художественной ценности рассказ не имеет.

на верх страницы - назад - вперёд - к содержанию - на главную