Верните Грина...

ст.  муз. и исп. - М Трегер
к началу раздела
назад::вперёд

Из статьи Феликса Суркиса "И надо быть":

"И, всё-таки, Михаил не певец романтики, даже такой мужественной и, если можно так выразиться, просоленной, как романтика Грина. Большая часть его стихов – о человеке, о человеческих отношениях, о родине и о мире, который лежит и непосредственно за окном, и где-то в туманной дали.

Умение Трегера повернуть фразу новой гранью, изукрасить игрой слов – фирменный стиль автора. Михаил любовно лепит деталь к детали, выкладывает словесную мозаику, расшивает бисером нот – и стихотворное полотно начинает играть драгоценным самоцветьем звуков и настроения, которые раздвигают горизонт прямого, хоть и не простого смысла строчек.

Михаил Трегер пишет так, будто непрерывно совершает молитвенное песнопение. Многие его стихи можно охарактеризовать бессмертным церковно-славянским словом "неседален", то есть поётся стоя.

Трегер – поэт типично петербургский, хотя и начинал писать в тот, относительно недолгий период, когда наш город носил название Ленинграда, а петербургский режим всегда, по словам А. Герцена, "таил в себе закваску, бродило, какое-то беспокойство, порыв к будущему…".

Равнодушные люди в нашем городе не уживались. Михаил Трегер унаследовал от своих великих земляков эту ноющую обеспокоенность, доверчивость, восхищение миром и вечно удивлённое сердце – всё, что питает творчество поэтов, только всех – по-разному.

Уже в первых своих песнях Трегер поднимается до философских вершин, задумывается о неисчерпаемости мира.

Его формулировки обывательских – в хорошем смысле этого слова – аксиом изящны и символичны: "Есть у кувшина жизни – дно, оно зовётся смерть…".

Таким образом, притча о мудром старике Омаре Хайяме (язык не поворачивается назвать его просто веселым пьяницей) претворяется в жизненное кредо "И НАДО – БЫТЬ!", сформулированное гораздо позже и означающее, что право быть на Земле надо заслужить.

В "военных" песнях Михаил отождествляет себя с защитниками Родины:

Мы знали, в какой стороне свои,
В какой стороне враги.

Мы знали, в какой стороне Ленинград,
В какой стороне Берлин.

А иногда в душе бойца поднимает голову романтик, для которого неотъемлемой частью родной страны остаётся Страна Детства, Страна Любви – Гринландия. И география мира, борющегося с лютым врагом, расширяется от Ленинграда до Берлина, от Лисса – на все четыре ветра. И тогда:

Мы знали, в какой стороне Зурбаган,
В какой стороне Гель-Гью…

Выдуманные литераторами города мешались с реальными, помогая соединить "довойны" с "послевойны", чтобы шагнуть прямо из детства, минуя молодость, в зрелость:

И был действительно страшен врагам
Последний из нас, один,
Который вспомнил про Зурбаган,
Как только вошёл в Берлин...

назад::вперёд

.