Пролив бурь

    С Пэ­дом про­ис­хо­ди­ло то, что про­ис­хо­дит со мно­ги­ми не­уме­рен­ны­ми людьми, ес­ли их те­лес­ное сло­же­ние и от­сутст­вие нер­вов хо­тя от­да­лен­но на­по­ми­на­ют пле­мен­но­го бы­ка: он впил­ся. Са­мые страш­ные на­пит­ки, спо­соб­ные уло­жить на мес­те, не ху­же пис­то­лет­но­го выст­ре­ла, лю­бо­го гвар­дей­ца, про­из­во­ди­ли на его прос­пир­то­ван­ный ор­га­низм та­кое же впе­чат­ле­ние, как лег­кий зе­фир на ста­тую. По­ка шху­на ша­та­лась в ар­хи­пе­ла­ге, он был во­ис­ти­ну нес­част­ней­шим из лю­дей этот ста­рый морс­кой гра­би­тель, ви­дев­ший смерть столько раз, сколько в гра­на­те се­ме­чек.

    Изобретательный от при­ро­ды, он с честью вы­шел из зат­руд­ни­тельно­го по­ло­же­ния, как только "Фи­тиль на по­ро­хе" бро­сил якорь у бе­ре­гов про­ли­ва. Каж­дый пол­день, си­дя на рас­ка­лен­ном пес­ке дюн, по­дог­ре­ва­емый из­нут­ри креп­чай­шим, как стальной трос, ро­мом, а сна­ру­жи - пес­ком и солн­цем, ки­пя­тив­шим мозг на­по­до­бие бо­ба в мас­ле наг­ре­ты­ми спирт­ны­ми па­ра­ми, Пэд при­хо­дил в не­ис­то­вое, воз­буж­ден­ное сос­то­яние, близ­кое к опьяне­нию.

    Выдумкой этой гор­дил­ся он, по­жа­луй, не меньше, чем име­нем, дан­ным им са­мим шху­не. Раньше суд­но при­над­ле­жа­ло част­ной ак­ци­онер­ной ком­па­нии и на­зы­ва­лось "Ре­ги­на"; Пэд, склон­ный к ярос­ти да­же в сло­вах, пе­реб­рал мыс­лен­но все страш­ные име­на, од­на­ко, об­ла­дая пыл­ким во­об­ра­же­ни­ем, не мог предс­та­вить ни­че­го бо­лее пот­ря­са­юще­го, чем "Фи­тиль на по­ро­хе".

    Жгучий вар солн­ца ки­пя­тил зем­лю, блед­ное от жа­ры не­бо ло­ми­ло гла­за нес­тер­пи­мым, су­хим блес­ком. Пэд рас­стег­нул курт­ку, сел на пе­сок и прис­ту­пил к де­лу, т.е. опо­рож­нил бу­тыл­ку, дер­жа ее дном вверх.

    Спирт дей­ст­во­вал мед­лен­но. Пер­вые глот­ки по­ка­за­лись Пэ­ду теп­ло­ва­той во­дой, сдоб­рен­ной вы­дох­шим­ся пер­цем, но сле­ду­ющий при­ем про­из­вел бо­лее со­лид­ное впе­чат­ле­ние; его мож­но бы­ло срав­нить с по­ры­вом зной­но­го вет­ра, хлест­нув­шим снеж­ный суг­роб. Од­на­ко это про­дол­жа­лось не­дол­го: до ужа­са нор­мальное сос­то­яние при­ве­ло Пэ­да в не­тер­пе­ли­вое разд­ра­же­ние. Он по­мо­тал го­ло­вой, вы­тер вспо­тев­шее ли­цо и вы­та­щил адс­кую смесь джи­на, вис­ки и коньяку, нас­то­ян­ных на им­бир­ных се­меч­ках.

    Сделав нес­колько хо­ро­ших глот­ков из тем­ной плос­кой по­су­ди­ны, Пэд по­чувст­во­вал се­бя си­дя­щим в кот­ле или в па­ро­вой топ­ке. Пе­сок не­ми­ло­серд­но жег те­ло сквозь ко­жа­ные шта­ны, не­бо ро­ня­ло на го­ло­ву го­ря­чие пли­ты, каж­дый удар их зве­нел в ушах по­доб­но большо­му гон­гу; не­ви­ди­мые пру­жи­ны на­ча­ли раз­вер­ты­ваться в моз­гу, пы­лав­шем от та­кой вы­пив­ки, сно­па­ми искр, пры­гав­ших на пес­ке и би­рю­зе бух­ты; да­ле­кий го­ри­зонт мо­ря по­ка­чи­вал­ся, нет­рез­вый, как Пэд, его су­до­рож­ные дви­же­ния ка­за­лись раз­ма­ха­ми ог­ром­ной не­бес­ной че­люс­ти.

    Почти пьяный, Пэд одоб­ри­тельно мы­чал, пы­та­ясь за­тя­нуть пес­ню, но ни­че­го, кро­ме хрип­ло­го ре­ва, не вы­хо­ди­ло из его вос­па­лен­ной глот­ки, при­выч­ной к ме­ло­ди­ям ме­нее, чем мо­нах к се­ну. Нес­мот­ря на это, он ис­пы­ты­вал не­вер­ное счастье пьяни­цы, меч­та­тельное бла­женст­во мед­ве­дя, изв­ле­ка­юще­го из рас­щеп­лен­но­го пня дре­без­жа­щую но­ту.

    Так про­дол­жа­лось око­ло ча­са, по­ка крас­ный ту­ман не подс­ту­пил к гор­лу Пэ­да, на­по­ми­ная, что по­ра ид­ти спать. Спра­вив­шись с го­ло­вок­ру­же­ни­ем, ста­рик по­вер­нул баг­ро­вое мох­на­тое ли­цо к бух­те. У са­мой во­ды нес­колько мат­ро­сов смо­ли­ли ка­тер, вил­ся ды­мок, неж­ный, как го­лу­бая ву­аль; гряз­ный борт шху­ны пест­рел вы­ве­шен­ным для про­суш­ки бельем. Меж­ду шху­ной и бе­ре­гом тя­ну­лась сол­неч­ная по­ло­са мо­ря.

    Веселый, по­ша­ты­ва­ющий­ся, рас­па­рен­ный, как хмель в кад­ке, Пэд тро­нул­ся с мес­та, не­ук­лю­же пе­ред­ви­гая но­га­ми. В тот же мо­мент ли­цо его при­ня­ло вы­ра­же­ние глу­бо­чай­ше­го изум­ле­ния: воз­дух стал туск­лым, се­рым, не­бо за­ли­лось кровью, и жут­кий, не­мой мрак по­то­пил все.

    Пэд тя­же­ло рух­нул нич­ком, сра­жен­ный хо­ро­шей пор­ци­ей спир­та и сол­неч­но­го уда­ра.

    "Плохие иг­руш­ки!" - ска­зал бы он сам се­бе, ес­ли бы имел вре­мя раз­мыс­лить над этим. В его го­ло­ве тол­пи­лись еще не­ко­то­рое вре­мя ле­са мачт, фан­тас­ти­чес­кие узо­ры, от­дельные, мерт­вые, как он сам, сло­ва, но ско­ро все кон­чи­лось. Пэд соч­но хри­пел, и это бы­ли пос­лед­ние па­ры. Мат­ро­сы, под­бе­жав к ка­пи­та­ну, с сод­ро­га­ни­ем уви­де­ли нег­ра: ли­цо Пэ­да бы­ло чер­но, как чу­гун, да­же шея при­ня­ла си­не­ва­то-чер­ный цвет кро­ви, выс­ту­пив­шей под ко­жей.

    - Отчалил! - вскри­чал длин­но­во­ло­сый Ро­дэк, су­етясь око­ло Пэ­да. - Стань тут, Джен­нер, а ты, Сиг­би, та­щи его за но­ги. Что, не под­нять? Ну, го­во­рил же я, что в нем по край­ней ме­ре де­сять пу­дов!

    - Родэк, - ска­зал Джен­нер, взвол­но­ван­но по­че­сы­вая за ухом, - по­ди при­не­си две пал­ки и вед­ро во­ды. Мо­жет, он жив еще. Ес­ли же дей­ст­ви­тельно ка­пи­тан от­ча­лил - мы его до­не­сем на пал­ках до ка­те­ра.

    - Как это не вов­ре­мя, - про­вор­чал Сиг­би. - На­завт­ра го­то­ви­лись плыть. Я не­до­во­лен. По­то­му что ре­бя­та пе­ре­де­рут­ся. И это всег­да так, - за­кон­чил он, с яростью топ­нув но­гой, - ког­да в го­ло­ву ле­зут ди­кие фан­та­зии, вмес­то то­го, что­бы на­пи­ваться по спо­со­бу, наз­на­чен­но­му са­мим чер­том: си­дя за сто­лом под кры­шей, как по­до­ба­ет чест­но­му мо­ря­ку!