2012 год – знаковый для детской литературы. Он богат юбилейными датами. 31 марта отмечен 135-летием Корнея Чуковского¹. 11 сентября исполняется 120 лет со дня рождения Бориса Житкова². 3 ноября мы отметим 130-летие Самуила Маршака³.А 9 апреля исполнилось 120 лет со дня рождения Веры Павловны Абрамовой-Калицкой. В историю русской литературы она вошла прежде всего как первая жена Александра Грина. О ней, как о писателе для детей, известно не много. Вот какую справку дает о ней сайт «Женщины–литераторы, рожденные до 1917 года».

АБРАМОВА-КАЛИЦКАЯ Вера Павловна (урожд. Абрамова; в первом браке Гриневская; псевд. Алиен, В.; 1882–1951), писательница, авт. воспоминаний.

Дочь петербург. чиновника. Была одно время женой Александра Грина (Гриневского), но вскоре они развелись. (См. Петряев Е.Д. Лит. находки, с. 200) Автор рассказов для детей «Беглецы» (М.-Пг.,1923); «В Лапландии», «Лошадь Василия Дмитриевича» (1925), «Искатели нефти», рассказы для юношества.(1933). Сотрудничала в «Читальне народной школы», «Проталинке», «Детском отдыхе», «Тропинке», «Всходах», «Всеобщем журнале» (1910–1911)  Алиен В. Писала о жизни и работе ученых: офтальмологе Л. Гиршмане («Миллион глаз»), микробиологе Л. Пастере («Храбрый пастух и великий ученый»). «Из воспоминаний» – в кн. «Воспоминания об Александре Грине» Л., 1972. С. 153–203 (1906–1912, 1917–1921.

Некоторые ее книги хранятся в фондах музея: «Искатели нефти», куда вошли рассказы для юношества; очерк «О шимпанзе, их характере и уме»; рассказ «Лошадь Василия Дмитриевича». Имя Абрамовой-Калицкой можно поставить в список забытых имен детских писателей. Известно, что детской литературой она стала заниматься, вернувшись с Грином в Петроград из Архангельской ссылки. В круг известных писателей Вера Павловна смогла войти не без протекции А.С.Грина. Сохранилось письмо Александра Степановича от 29 июля 1920 г. адресованное Горькому, в котором говорится:

Глубокоуважаемый

Алексей Максимович!

Предъявительница сего письма, Вера Павловна Гриневская, хотела бы написать какую-либо биографию из намеченных в плане З.И. Гржебина⁴ (Коперник⁵, Гальвани⁶, Вольт⁷, и др., еще не разобранные), но, будучи смущена тем, что отдел этот вышел из компетенции С.Ф. Ольденбурга⁸ и перешел в ведение г. Пинкевича⁹, который приедет лишь в конце августа, решается обратиться к Вам за указаниями, советом и выяснением возможна ли, для нее, такая работа.

Не зная, в литературе, пристрастий по отношению к кому бы то ни было, тем самым я считаю себя вправе написать Вам это письмо, которое написал бы для каждого автора, зная, что он хочет и может выполнить работу добросовестно, талантливо и интересно; написал бы потому, что считаю желание работать соответственно своим способностям, − весьма почтенным желанием, вытекающим из чистого родника.

В.П. Гриневская писала в «Всходах», «Детском отдыхе», «Всеоб. журнале», «Читальне Народной школы», «Тропинке», «Проталинке», «Неделе "Совр. слова"» и «Что и как читать детям».<…>

29 июля 1920 г.

СПб.¹⁰

Неизвестно, принял ли участие в литературной судьбе Веры Павловны Горький. Но дальше события развивались следующим образом.

В конце 1922 года в Петроградском педагогическом институте дошкольного образования¹¹ (ныне – Российский государственный педагогический университет имени А.Герцена) при Показательной библиотеке детской литературы, созданной институтским преподавателем детской литературы Ольгой Иеронимовной Капица, начал работать кружок или, как его многие тогда называли, студия детских писателей. Заседания кружка проходили каждую среду. Перечень членов кружка во многом совпадает с оглавлением учебника по русской детской литературе XX века: С.Маршак, В. Бианки, Екатерина Привалова, Е. Шварц, М. Бекетова (тетка А. Блока), Б.Житков и др. В состав кружка входила и Вера Павловна Калицкая, о чем свидетельствует недавно найденная фотография. Члены кружка затем вошли в состав редколлегии журнала "Новый Робинзон" (бывший "Воробей"), издававшийся в 1923-1925 годах.

Вот как вспоминает о Кружке детских писателей Петрограда Екатерина Привалова: «Этой скромной организации суждена была недолгая, но полная содержания жизнь. На всем укладе кружка лежал отблеск тех лет, полных романтики и героики. Мы собирались в большой светлой читальне, выходящей окнами на Казанский собор и воронихинскую решетку. В центре комнаты стоял большой круглый стол. С.Я. Маршак шутя называл его "колыбелью нашей детской литературы" <…> В коридорах было темно, в аудиториях холодно. Зачастую сидели в пальто, согреваясь чаем, кипящим на стоящей тут же буржуйке. <…> У кружка не было никакой материальной базы. Не было долгое время надежды и на печать. <…>

Что заставляло людей еженедельно здесь собираться, проводя долгие часы в спорах и обсуждениях? Одних влекла тяга к искусству, поиски новых литературных путей. Другие просто любили детей и много думали об их воспитании. Для всех было ясно: новое время выдвинуло ряд новых неотложных задач».

Хотелось бы упомянуть о Виталии Бианки, который также входил в состав Кружка со своей женой, Верой Николаевной. Именно там писатель впервые прочел ряд своих произведений: "Чей нос лучше?", "Кто чем поет?", "Чьи это ноги?", "Первая охота" и одну из самых обаятельных его сказок "Лесные домишки". На него определенное влияние оказало творчество А.С.Грина. По словам гриноведа Сергея Толкачева, «у Виталия Бианки было свое, особое отношение к Александру Грину. Вот что он писал в одном из своих писем к редактору Ленинградского отделения издательства «Детская литература» Г.П. Гродненскому <…>: "Я очень люблю Грина. Я получил от него зерно. Это" Алые паруса". Я хочу взрастить и воплотить его. Хочу организовать клуб "Алые паруса", члены которого <…> будут выискивать самых несчастных девчонок и мальчишек и тайно устраивать им светлые сюрпризы. <…> Детские писатели должны быть мастерами радости. Это дело трудное: вместо радости очень просто сотворить зло". <…> Бианки часто упоминает имя Грина в своих письмах, дневниковых записях. Кстати, об этом сейчас мало кто знает, но и свой рассказ "Чайка на взморье "<…> Бианки посвящает "Памяти Александра Грина". Рассказ сопровожден эпиграфом: "Когда станешь человеком, не презирай мечты своей юности". Разве это не один из главных жизненных законов как героев Грина, так и его читателя?»¹² Дружеские отношения сложились у Виталия Валентиновича с Верой Павловной Калицкой, с которой он познакомился в кружке начинающих писателей при Институте дошкольного воспитания еще в 1923 году.

Дочь писателя¹³ вспоминала: «Помню, это, вероятно, было в 50-м или 51-м году – отец сказал мне, что недалеко от нас, на 5-ой линии Васильевского острова, живет первая жена Грина – В.П.Абрамова-Калицкая. Живет она трудно, плохо. Надо сходить к ней и спросить, чем мы можем помочь. Также помню – это было немного позже – отец возмущался, что издательство задержало выплату ей гонорара за книгу, опоздало заплатить – она умерла. Вот, пожалуй, и всё, что я помню»¹⁴.

В фондах музея хранятся книги с автографами известных детских писателей, подаренные Вере Павловне. Среди них – книга Маршака «Семь чудес». Дарственная надпись сделана рукой поэта 16 февраля 1928 года; в том же году подарил свою книгу «Про обезьянку» Б. Житков; в 1941 году, 10 апреля, дарит свою книгу «Побежденный Карабас» Елена Данько.

В Кружке детских писателей, безусловно, главенствовал Самуил Маршак.

В статье Е. Приваловой «У истоков» читаем: «По мере того, как С.Я. Маршак из старшего товарища превращался в редактора, между ним и некоторыми писателями возникали недоразумения и даже нелады. Дело было не только в требовательности Маршака-редактора. Сам он был человек ищущий, творческий, всюду вносящий свое, индивидуальное начало. Естественно, что многое в нем воспринималось как деспотизм, как оскорбительная нетерпимость.

О чем бы ни говорил Самуил Яковлевич, все сводилось к одному, главному тезису: детская литература – высокое искусство. Им были брошены надолго запомнившиеся слова: "большая литература для маленьких"».

Осенью 1923 года Mapшаку предложили стать литературным редактором детского журнала «Воробей». Самуил Яковлевич с жаром принялся за работу, журнал начал выходить, а летом 1924 года сменил название на гораздо более романтичное — «Новый Робинзон». Редакция «Нового Робинзона» стала основой и для вновь созданной в том же году детской редакции Госиздата (впоследствии — Детиздат), редактором которого также стал Маршак. К примеру, в «Воробье» и «Новом Робинзоне» публиковали свои произведения О. Мандельштам, Б. Пастернак, Н. Тихонов, В. Шкловский, М. Слонимский и др. А чуть позже детская литература (наравне с переводами) стала единственной возможностью литературного заработка для целого ряда писателей и поэтов.

«Когда возникли два детских журнала, руководимых также Самуилом Яковлевичем Маршаком, кружок сам собой распался, ибо все те, кто уже прочно входил в создание детской литературы, перекочевали в эти журналы. Вовлекались туда и новые, в основном молодые, силы, и с той же требовательностью и принципиальностью, как в кружке, редактировал Самуил Яковлевич все поступающие в журналы рукописи <…>»¹⁵.

Вера Павловна Калицкая, несмотря на то, что Куржок распался, продолжала сотрудничать с Маршаком-редактором.

В письме Нине Николаевне Грин от 18 февраля 1929 года она сообщает:

«Пишу в беллетристической (вернее: полубеллетристической) форме биографию Гиршмана¹⁶, трепещу и нервничаю: возьмет ли Маршак»¹⁷.

Вероятно, биографию Гиршмана Калицкая намеривалась отдать в детский отдел государственного издательства (ГИЗ) в Ленинграде, созданного в 1924 году по инициативе К.Чуковского, где в то время работал Маршак. К концу 20-х годов здесь было сосредоточено уникальное по своему составу созвездие писателей и художников. В первые годы своего существования отдел меньше всего был похож на государственное учреждение, а скорее напоминал литературную студию, где вырабатывались, утверждались и претворялись в жизнь принципы новой литературы для детей. Видимо, Маршак благосклонно принял произведение о Гиршмане. Биография вышла в свет под названием «Миллион глаз».

Дружеские отношения связывали Веру Калицкую и замечательного представителя литературы Серебряного века – Федора Сологуба. Корней Чуковский на страницах «Дневника» писал: «Вчера в час дня у Сологуба: Калицкая, Бекетова, я. Ждем Маршака. Заседание учредительного бюро секции детской литературы при Союзе Писателей <…>. Потом пришел Маршак навеселе. Очень похожий на Пиквика¹⁸.

Калицкая, бывшая жена писателя Грина, очень пополнела — но осталась по-прежнему впечатлительна, как девочка. Она не солидна — почти, как я».

В 1924 году Федор Кузьмич был избран почетным председателем секции переводчиков при Союзе ленинградских писателей. В 1925 году – он был избран председателем секции детской литературы при том же Союзе. Секция детской литературы была создана при непосредственном участии Корнея Чуковского. А в 1926 году Сологуба избрали председателем правления Союза ленинградских писателей.

Вера Калицкая занимала пост секретаря секции детской литературы при Союзе лениградских писателей. Об этом упоминает литературовед Елена Трофимова¹⁹ своей статье «Скорби и радости Лидии Чарской». Члены детской секции Союза писателей оказывали заботу и внимание писательнице Лидии Алексеевне Чарской. Евгения Оскаровна Путилова²⁰ в работе "Ф. Сологуб и Л. Чарская: конец биографии" сообщает: «На одном из заседаний 1926 года В. П. Калицкая рассказала о бедственном положении Чарской, которую она посетила: больная туберкулезом, писательница находилась в тяжелом состоянии. Быть может, этот рассказ стал поводом для Ф. Сологуба, решившего морально поддержать больную писательницу. Он решил написать о ней статью, чтобы после публикации гонорар отдать Чарской, но главное — поддержать морально, поскольку положение известной писательницы было ужасным.

Статья Сологуба вызвала самую гневную реакцию Л. Сейфуллиной и была отвергнута. Рукопись статьи о Чарской Вера Павловна передала самой Лидии Алексеевне.

Е.Путилова пишет: «Но надо представить себе те чувства, которые испытала Л. Чарская, получив от Калицкой рукопись статьи. О ней впервые писал Мастер, писатель особо любимый и почитаемый ею <…> В ответ на статью Сологуба Чарская написала три письма». Для нас очень важно, что в каждом из этих писем Л.Чарская постоянно упоминает о встречах с В.П.Калицкой. Приведем несколько отрывков из писем Чарской к Сологубу.

Из писем Л. Чарской Ф. К. Сологубу (1926–1927)

10.ХII.26 г.

Глубокоуважаемый Федор Кузьмич.

Позвольте мне от всего сердца поблагодарить Вас за Ваше внимание ко мне, за Вашу заботу, за присланную мне с Верой Павловной помощь. Я до такой степени тронута и смущена ею, что не сумела выразить словами того чувства глубокой, искренней признательности, которое охватывает все мое существо. Большое, большое, сердечное Вам спасибо, глубокоуважаемый Федор Кузьмич! Меня особенно тронуло то, что в настоящее время материальные обстоятельства даже такого большого, мирового писателя, каким являетесь Вы, не могут быть блестящими, и Вы урываете от себя, чтобы помочь нуждающемуся скромному товарищу по перу.<…>

Спасибо Вам еще раз за всё. И за то, что дали возможность повидать Вас у Веры Павловны, и за то, что так сердечно отнеслись к моему наболевшему вопросу о персональной пенсии в связи с письмом к А. В. Л<уначарско>-му.. Наверно, тогда у В<еры> П<авловны>, в субботу, я, по своей одичалости и застенчивости, наговорила того, что не следует, но прошу Вас верить мне, глубокоуважаемый Федор Кузьмич, что я всегда искренна, пусть даже и во вред себе <…>.
17.1.1927 г.
Глубокоуважаемый и горячо почитаемый Федор Кузьмич.
Разрешите мне от всего сердца поблагодарить Вас за Вашу гениально-мудро-талантливую статью обо мне, переданную мне вчера В. П. Калицкой для прочтения. У меня не хватает слов, которыми я смогла бы выразить Вам мою искреннюю горячую благодарность <…>.

2.VII.27.
Глубокоуважаемый и бесконечно дорогой нам Федор Кузьмич.
Вчера получила грустную для меня весть о Вашем недомогании и спешу выразить мое искреннее и глубокое сожаление по поводу Вашей болезни. Не сочтите меня неискренней и сентиментальной, глубокочтимый мною Федор Кузьмич, но я горячо молю Бога о Вашем скорейшем и полном выздоровлении. Сейчас, тоже больная (я вскоре после нашей встречи у В. П. Калицкой слегла с обычным активом в легких и пролежала до поздней весны) и только сейчас начала подкрепляться на чистом деревенском воздухе в глуши псковских лесов, куда попала благодаря О. И. Капица 15, устроившей мне при помощи друзей и читателей эту поездку. <…>

Умерла Лидия Чарская в 1937 году. Как предполагает Е.Путилова, очень популярную некогда писательницу хоронил Литфонд. Несмотря на трудное время, на ее могиле был установлен большой ажурный посеребренный крест. «Естественно, – продолжает Е.Путилова, – возникло убеждение, что эту последнюю дань писательнице отдали ее друзья, среди которых были Калицкая, Е.Данько, М.Зощенко, его жена, О.Капица».

О том, что Вера Павловна была верующим человеком, упоминает Леонид Пантелеев в своей автобиографической книге «Верую»: «Вот Витебский (тогда ещё Детскосельский) вокзал. Если не ошибаюсь, 30-й год. Да, точно, тридцатый: только что застрелился Маяковский. Я живу «на хлебах» в Детском Селе. Возвращаюсь туда, стою на перроне, жду второго звонка. Подходит Вера Павловна Калицкая, детская писательница, первая жена Александра Грина. Она ещё не старая, гораздо моложе моей мамы. Стоим у вагона, разговариваем на разные литературные темы. Вдруг лицо её освещается улыбкой и она говорит:

– А мы с вами, оказывается, единомышленники!

И показывает глазами мне на шею, где блеснула, по-видимому, цепочка нательного креста.

Недавно я узнал, прочёл где-то, что верующим был и сам А.С.Грин. К нему, уже в советские, конечно, годы, пришёл сотрудник какой-то газеты или журнала, просил написать статью на тему: «Почему я не верю в Бога». Грин отказывался, отмахивался, а потом рассердился и говорит:

– А почему вы, молодой человек, думаете, что я не верю? Я мог бы написать для вас статью «Почему я верю в Бога». Но ведь не напечатаете».

В письме Нине Николаевне Грин от 16 июля 1932 года Вера Павловна писала:

«Как ни больно мне было думать, что Саша должен умереть, теперь я уже думаю иначе: слава Богу, что отмучился, успокоился. Желать, чтобы он тянул эту муку еще дальше — уже нельзя было.

Когда я прочла Ваши слова о том, чтобы дал Бог Саше «христианскую кончину», я не смела писать Вам о том, чтобы Вы попросили Сашу причаститься, думая, что Вы ни за что на это не решитесь, а только молилась: «Сам вразуми его Духом Святым, чтобы покаялся и причастился, Сам». И после бреда и при смертельной слабости Саша сам попросил Вас об этом! Поистине, пламенная молитва исполняется! Как я рада за Сашу, ведь это (т.е. мир с Богом) так бесконечно нужно! И, как эгоистка, рада за себя: как необходимо, дорогая Нина Николаевна, чтобы молитвы исполнялись!»

Будучи спутницей А.Грина в трудный период становления его как писателя, Вера Павловна Калицкая тем не менее не утратила себя как личность. Она проявила себя как ученый-химик, литератор, оставив заметный след в истории формирования детской литературы.